Работа №18

[Gingafest]

Название: Политэкономия
Автор: аноним до объявления результатов
Рейтинг: G
Персонажи: Зигфрид Кирхайс, некий экономист и его книга
Аннотация: на дальней военной базе не нашлось других развлечений, кроме толстенного талмуда непонятного происхождения
Комментарий: написано на полит-фест по "Легенде о героях Галактики", по мотивам арта www.diary.ru/~Gingafest/p173931053.htm

Книга была очень старой и очень толстой. Выгоревшая и выцветшая обложка когда-то видимо, была красной, из выдавленного на ней имени автора и названия давным-давно выкрошились последние пылинки краски. Хрупкие пожелтевшие страницы скруглились по краям от времени и тысяч рук, перелистывавших их. Кое-где, особенно на страницах с таблицами, сохранились едва заметные следы от графитного карандаша, а в паре мест чернильные пометки на полях.
Читать было тяжело - старинный стиль, тяжеловесный и многословный, да еще и такой древний, что за некоторыми словами приходится лезть в словарь. Какие-то имена, ссылки на события, которых нет даже в исторической энциклопедии. Несколько раз Зигфрид хотел бросить, но каждый раз что-то цепляло внимание, и он продолжал. Все равно ведь читать нечего, а от работы хотелось отвлечься.
Этот древний, земной еще экономист дотошно и скрупулезно складывал мозаику из разрозненных фактов, и это увлекало. А еще он был неравнодушным человеком. За таблицами, рассуждениями и цитатами таился безысходный гнев, порожденный сочувствием. Сочувствием к людям, которые по 16 часов проводили у станка и все же голодали, умирали от болезней, порожденных духотой, переутомлением и заводской пылью, к детям, входившим в ворота заводов и шахт в семь-восемь лет, к женщинам, которым платили в несколько раз меньше, чем мужчинам, за тот же труд. Этот экономист, человек образованный и, наверное, не бедный, почему-то был возмущен отношением к этим людям.
Столько лет прошло, - века прошли, а ничего не изменилось. Станки другие, заводы, а люди так и остались прежними, и одни все так же тяжко трудятся за гроши, а другие выжимают из их труда прибыль. Сейчас, конечно, не возьмут на завод в двенадцать лет, но сколько на кораблях их эскадры парней, которые стали есть досыта только в армии, а врача впервые увидели на медосмотре?

"Если празднование седьмого дня недели считается божественным установлением, то этим предполагается, что остальные дни недели принадлежат труду" (он, как мы это сейчас увидим, хочет сказать: капиталу), "и насильственное принуждение к тому, чтобы эта божественная заповедь исполнялась, нельзя называть жестокостью... Что человечество, в общем, от природы питает склонность к покою и лени, в этом нас убеждает роковой опыт, почерпнутый из поведения нашей мануфактурной черни, которая работает в среднем не более 4 дней в неделю, за исключением случаев вздорожания жизненных средств... Но так как в этом королевстве заработная плата много выше по сравнению с ценой жизненных средств, то у мануфактурного рабочего, который проработал 4 дня, имеется денежный излишек, на который он может остаток недели прожить в праздности... Надеюсь, мною сказано достаточно для того, чтобы доказать, что умеренный труд в течение 6 дней в неделю не есть рабство. Наши сельскохозяйственные рабочие работают 6 дней в неделю, и по всем признакам – это счастливейшие из рабочих, голландцы по стольку же дней работают в мануфактурах и производят впечатление очень счастливого народа. Так же работают французы, если в рабочую неделю не вклиниваются многочисленные праздники... Но наша чернь вбила себе в голову мысль, будто ей, как англичанам, по праву рождения принадлежит привилегия пользоваться большей свободой и независимостью, чем" (рабочему народу) "в какой-либо другой европейской стране. Поскольку эта идея оказывает влияние на мужество наших солдат, она, быть может, приносит некоторую пользу; но чем менее заражены ею мануфактурные рабочие, тем лучше для них самих и для государства. Рабочим никогда не следовало бы считать себя не зависимыми от своих начальников... Чрезвычайно опасно потакать сброду в промышленном государстве, как наше, в котором, быть может, 7/8 всего населения имеют лишь небольшую собственность или совсем ее не имеют... Полного излечения не последует до тех пор, пока наша промышленная беднота не согласится работать в продолжение 6 дней за такую же сумму, которую она зарабатывает теперь в течение дня" - цитировал автор какого-то своего современника.

Нет, достопочтенный герр Эккарт, полное излечение настанет, когда таких, как вы, лишат всякой власти над людьми.
Зигфрид утер злые слезы. Ничего не меняется. Граф фон Берген, председатель Лиги Промышленников, мог бы подписаться. Он очень озабочен нравственностью и воспитанием трудолюбия у низших классов.
А когда на его верфях над Тронхаймом произошла авария и погибли почти все рабочие и инженеры смены, что он сказал? Что сами виноваты. В том, что к концу двенадцатичасовой смены диспетчер нажал не тот рычаг и экстренно разгерметизировал рабочую зону вместо того, чтобы включить пожарную систему. А пожар начался из-за короткого замыкания. Тоже, наверное, кто-то ошибся... Сволочь он, фон Берген. Преподнес зато кайзеру в день тезоименитства заводной театр с моделью крейсера в разрезе и механическими человечками. Каждый час вытягиваются во фрунт и отдают честь. А потом получил очередной подряд для флота.
И так было чуть не на каждой странице - сухие формулы, расчеты - и пот, кровь, слезы давно уже ставших прахом рабочих. Зигфрид читал, не замечая, что уже заполночь, и видел за страницами книги не эти смешные фабрики с неуклюжими механическими станками, а огромные современные цеха заводов с линиями непрерывной сборки, ряды станков, шахты Капчеранки. Девушек-прядильщиц с городских окраин и бесправных фермеров с Вестерланда и Рейна. По сравнению с их жизнью в армии царили порядок и закон. Может, девушки с серыми от усталости и прядильной пыли лицами завидовали госпоже Аннерозе - красивым платьям, жизни во дворце, и, уступая домогательствам сменного мастера, мечтали о постели самого кайзера. Все равно это рабство, и ничем не удерживаемый промышленный молох все так же пожирает жизни, производя сукно для мундиров и металл для кораблей.
Тот человек не мог помочь всем, о ком писал, чьими свидетельствами подтверждал свою теорию. Он мог только исследовать потроха молоха и предъявить миру его чертеж. "Что могу я?" - подумал Зигфрид. "Перевернуть этот мир," - ответил откуда-то из глубины голос Райнхарда.
Зигфрид спал, уронив голову на руки. Под локтем, на завернувшейся коричневатой странице синел расплывшийся от времени штамп Управления Цензуры: "Запрещено. Подлежит уничтожению".