Работа №2

[Gingafest]

Название: Мечта
Автор: аноним до объявления результатов
Персонажи: Рудольф фон Гольденбаум, Эрнест Фальстронг
Жанр: общий
Рейтинг: PG
Комментарий: написано на полит-фест по "Легенде о героях Галактики"
Предупреждения: нет

В кафешке, как водится, играла музыка – без претензий, что-то из популярного в нынешнем сезоне. Не слишком громко, потому что полагалось не раздражать посетителей, но достаточно громко, чтобы слышаться, пусть и слабо, даже за пределами помещения – там, где перед кафешкой под тентами расположились столики для клиентов, желающих свежего воздуха.

Один из таких, плотный светловолосый юноша, неодобрительно покосился в сторону освещенных окон. Он не одобрял подобную музыку. Он любил старую земную, ставшую «классической» ещё до ядерной катастрофы.
Покосился – и отвернулся, глядя теперь уже прямо перед собой, на декоративные кусты и ограду, прячущиеся в вечерней темноте. Светловолосый юноша ждал. Пока из темноты не выделится сгусток более плотный, не шагнет ближе, не станет человеческой фигурой – высокой, почти двухметровой на взгляд.

Увидев это, юноша посветлел лицом и кивнул.

Тот, кого он ждал – тоже молодой человек, в форме курсанта военной академии Федерации – небрежно отодвинул стул и сел напротив. Стул едва заметно жалобно скрипнул, но в остальном крупный, плечистый курсант не производил впечатления человека, которому неуютно в мире вещей – или неуютно с собственным сложением в принципе.

Они смотрели друг на друга пару мгновений – молча, неподвижно и цепко. А потом курсант улыбнулся, отчего его взгляд, тяжелый и требовательный, словно стал мягче.

- Ну, привет, Эрнест.

- И тебе – здравствуй, Рудольф, - светловолосый изогнул губы, показывая, что рад.

*

- Нет, и ты представляешь? Ты только представляешь себе?

Рудольф был возмущен. Когда Рудольф бывал возмущен, он предпочитал переходить к действию – по крайней мере, так было в их с Эрнестом школьные годы. Эрнест очень хотел действовать, но всегда запутывался в правилах и установлениях, как бабочка в паутине, и мог только наблюдать, приоткрыв рот, как Рудольф, допустим, лезет на третий этаж в окно учительской, чтобы исправить несправедливые отметки в классном журнале. Не все – никакой нездоровой солидарности с теми, кто заслужил, вроде чернокожей идиотки Ру или полудохлого астматика Сэма, – но ведь поступок. Настоящий, а не показная храбрость надоевших сериальных героев.

Но сейчас возмущение Рудольфа выхода получить не могло. Он очень держался за своё место в академии и рассчитывал закончить с отличием – чтобы сразу получить хорошее назначение в космофлот.

- Ты только представляешь себе? – Рудольф сжимал кулак. – Извращенец, все это знают, и все молчат.

Эрнест сочувственно кивнул. Все знают, и все молчат. Так и обстояли дела с большинством пороков в Галактической Федерации.

- Извращенец, - повторил Рудольф это слово, скривив рот. – Но кто как, а я подставлять свою задницу не намерен.

- Эй, потише, - дёрнул головой Эрнест. Рудольф иногда увлекался, забывая, что не на какой-нибудь трибуне.

- Ерунда. Имею право сказать, что не намерен такое терпеть. И другие, скажу тебе, тоже терпеть не должны.

- Это законом не преследуется, вот что уже я тебе скажу, - негромко проговорил Эрнест, хмуро глядя в столешницу. Он учился на юриста уже третий год, столько же, сколько Рудольф в военной академии.

- Значит, должно преследоваться! – Рудольф разжал кулак и ударил ладонью по столу. – Сам подумай о тех парнях, которые вынуждены этим заниматься. Потому мы и не можем покончить с космической преступностью, что у Федерации не армия, а бардак.

- Ты покончишь. Я тебя знаю, - Эрнест снова изогнул губы в типичной своей улыбке.

Рудольф молчал. Стоящий неподалеку официант то и дело поглядывал на их столик, раздумывая, когда и как разумнее подкатить с традиционным вопросом «Что пожелаете?». Но едва тот стронулся с места, Рудольф наклонился к Эрнесту ближе и сказал твердым четким голосом, несколько тише обычного:

- Знаешь, я решил. Я изменю эту Федерацию. Она прогнила насквозь, боги мои – свидетели. Сначала я добьюсь всего в армии, а потом займусь политикой. Потому что у меня есть мечта.

Эрнест моргнул. Не то чтобы такого совсем было нельзя ожидать от Рудольфа, даже наоборот, но подобные заявления всегда звучат слегка неожиданно.

- Что пожелаете заказать? – ленивый голос официанта был явно некстати, но посиделки на территории кафе надо было оправдывать, и Эрнест заказал кофе, а Рудольф – стакан сока. Он вёл до отвращения здоровый образ жизни.

- Значит, ты решил добиваться власти, - произнёс Эрнест, подводя промежуточный итог, и его глаза заблестели. Мир менялся в эти самые минуты, поворачиваясь новой стороной, о которой Эрнест и не мог всерьёз думать раньше. Музыка из кафе, надоевшая и непритязательная, как бы замолкла, сменившись внутри него одной из старинных летящих мелодий.

- Я решил, - улыбнулся Рудольф. – Говорю же, у меня есть мечта.

Эрнест наклонил голову к плечу, сощурился. Он становился слегка близорук и не хотел, чтобы Рудольф об этом узнал, но сейчас тому было явно недосуг обращать внимание на лицо приятеля.

- Мечта?

- Мечта о новом государстве. Оно просуществует тысячу лет. И ты мне поможешь его создать.

Это был не вопрос.

Рудольф смотрел на Эрнеста прямо и пристально, не мигая. Им принесли напитки, но ни один не обратил на это внимания.

Рудольфу как-то сразу хотелось верить. Совсем и полностью. Эрнест уже был его – весь, с потрохами, с любимой классической музыкой и историческими романами, вплоть до аккуратных пуговиц новенького пиджака.

- Почему я, интересно.

- Не только ты, вообще-то. Но ты – мой друг, - пожал плечами Рудольф. Выглядело это при его сложении внушительно. – И я тебе знаешь что доверю? Правосудие. Ты же у нас юрист, значит, должен разбираться, кто виноват, а кто – нет.

- У нас несовершенные законы, - пробурчал Эрнест.

- Ха! В новом государстве будут новые законы. Справедливые. Порядок и процветание на тысячу лет – вот что такое эта мечта.

- Если бы только было можно иногда руководствоваться интуицией… а не только законами… - и словно на секунду он прикоснулся к этой мечте, обжигающе-яркой, как расплавленное золото, золотой насквозь, могучей, как ствол золотого дерева, стремящегося высоко к небу.

Рудольф не отвечал, только продолжал смотреть, пристально и прямо, отпивая по глотку из стакана с соком.

Эрнест по-прежнему не притронулся к кофе. Он двигал пальцами, как всегда, когда волновался, и тоже не отводил глаз от Рудольфа, жадно вглядываясь в его лицо.

- Если ты точно не шутишь, то я с тобой. Только сначала не вылети из академии за крутой характер.

- А ты не вылети из своей ученой обители за несогласие с нашими законами, которые такие все, на их взгляд, замечательные.

*

Пора было уже прощаться – курсанту полагалось ещё навестить мать, а у студента завтра прямиком с утра стояла лекция, которую не стоило пропускать. Но они всё сидели за столиком на территории кафешки, под тентом, увлеченно обсуждая, что будут делать потом, когда перестанут быть юношами.

Эрнест в основном кивал. Да, они введут новую моду – вот почти как в его любимых исторических книгах, да, они искоренят курение вовсе, и да, шавок из законодательного собрания надо разогнать ко всем демонам. Но вот один вопрос заставлял его облизывать губы, катаясь под языком, пока, наконец, не вырвался:

- А вдруг, если… меня убьют?

- Я за тебя отомщу, - бескомпромиссно отозвался Рудольф. – За друзей всегда мстят. Хочешь, я убью за тебя двадцать тысяч человек? Или двести? Назови, сколько – они умрут.

- Лучше я скажу как-нибудь потом. Ближе к делу. Надо точно решить, - заметил Эрнест с нервной усмешкой. Всё-таки такая перспектива была самым неприятным во всей этой истории про Мечту. Ладно бы кто-то другой умирал, другие – вполне могут это делать, особенно если необходимо, но сам Эрнест всё-таки не хотел. По крайней мере, не быстро.

- А вот меня никто не убьёт. Может быть, я буду жить сто лет. Меня никто не может убить, кроме меня самого.

Железная уверенность звучала в словах Рудольфа. Он протянул руку и резко сжал лежащую на столе ладонь Эрнеста.

- Я буду жить, пока существует новое государство, а, может, и ещё дольше. Жить в памяти. Ты же веришь?

Никто бы под таким взглядом, под железной уверенностью и железным пожатием ладони, не мог ответить «не верю». Эрнест тем более бы не смог.

Эрнест смотрел, его глаза слезились и блестели, рука потела, на дне чашки застывала кофейная гуща, а из кафешки всё звучала надоевшая музыка, и мир казался совершенно обычным за пределами этого столика, где двое только что решили для себя судьбу Федерации.

Где-то далеко мальчишки запускали фейерверк.